Первые ошибки
Именно в Чехии выявилась моя первая педагогическая ошибка. Не знаю, подействовал ли на Марью переезд, или то был самый первый переходный возраст, но она вдруг из славной малышки превратилась в страшную вредину. И произошло это практически сразу после переезда. Откуда-то вдруг взялись капризы, которых раньше не было. Кушать она отказывалась наотрез, и я чуть было не стала такой же, как соседка Ира. Очень хорошо помню, как тщетно пыталась накормить дочь все той же манной кашей, и как она категорически отказывалась открывать рот, а уж если мне вдруг, паче чаяния, удавалось запихнуть ей в рот ложку каши, она могла держать ее во рту часами. Заставить Марью собрать игрушки в коробку не было никакой возможности - она замыкалась букой, ничего не говорила, но ведь и не делала тоже ничего, стояла столб столбом! И я потеряла над собой контроль. Ремень стал моим союзником в деле воспитания ребенка. Отказывается кушать? Ремнем по маленькой попке. Не хочет спать? А где наш ремень? Убирать за собой не хочет? А мы ее ремнем, ремнем...
Стыдно вспоминать. Правда, била-то я ее несильно, но много ли ребенку надо? На маленькой попке появлялись розовые полоски, а покладистости в дочери ну никак не прибавлялось. Мне понадобилось долгих два месяца, чтобы понять: сила ничего не решает. Да, можно запугать ребенка, можно забить-затюкать. Возможно, он даже начнет иногда слушаться. Но разве я пытаюсь вырастить маленького солдатика, аккуратно исполняющего чужие приказы? Или хочу воспитать нормального человека, умеющего думать, принимать решения и отвечать за эти решения? И я избрала другую тактику, тактику общения на равных.
Ремень был безжалостно отброшен раз и навсегда. Оказывается, дети просто обожают, когда с ними говорят, как со взрослыми! Волшебным словом в нашей семье стало выражение "Давай договоримся". С этих пор проблемы отпали сами собой.
- Марьюшка, давай договоримся: сейчас ты кушаешь кашку, а потом играешь с машинками.
На что следовал незамедлительный ответ, исполненный энтузиазма:
- Дагалялились!
Или:
- Киця, давай договоримся: сейчас ты поспишь, а потом будем ждать папу. Договорились?
- Дагалялились!
- Доця, давай договоримся: ты уберешь игрушки, а потом почитаем твою любимую книжку. Договорились?
- Дагалялились!
По-моему, прием с "договорились" безупречно действует и поныне. Причем, не только с моим ребенком. Моя-то красавица как раз давным-давно выросла, и ее такими методами уже не пробьешь. Зато не так давно мне довелось испробовать тот же способ на племяннице. Стоит оговориться, что брат мой живет в другом городе, очень далеко от меня, а потому не виделись мы много лет. И маленькую Сашеньку я увидела только четырехлетней.
Сашина мама работала в продуктовом магазине довольно далеко от дома. А мы с братом и Сашенькой как раз были в тех краях и решили навестить ее. Естественно, мама не удержалась от соблазна угостить доченьку, и выдала ей пакетик с орешками. К моменту, когда мы собрались уезжать, Сашенька съела только полпакетика. Папа стал одевать девочку (зима, на улице мороз пятнадцать градусов). Однако, даже одеваясь, малышка не выпускала из рук драгоценный пакетик. Папа пару раз попросил ее отдать ему орешки - безрезультатно. Поднялся крик. Причем кричал папа, а дочка ревела, зажав "драгоценность" в маленьком кулачке. Папа орал благим матом:
- Дай сюда! Я сказал - нельзя есть на улице. Отдай немедленно, дома съешь!
Сашенька только мотала головой и еще крепче сжимала в кулачке свое сокровище. Жаль, ее мама в тот момент находилась в торговом зале. Мне было бы очень любопытно поглядеть, как бы она оценила действия супруга? Пришлось самой вмешаться в воспитательный процесс:
- Ну что ты делаешь? Ты же взрослый человек! Это ты знаешь, почему нельзя есть орехи на улице. Но она-то маленькая, она не понимает, почему ты отбираешь у нее лакомство.
И обратилась уже к Сашеньке:
- Орешки вкусные?
Перепуганное дитя молчало, но кивало так энергично, что казалось, тоненькая шейка не выдержит.
- А ты помнишь, как на улице холодно? У тебя ручки сразу замерзнут, и ты выронишь пакетик, орешки рассыплются и ты не сможешь их съесть - они все останутся на дороге. Ты ведь будешь в рукавичках, а в рукавичках есть неудобно. Понимаешь?
Девочка кивала уже не так энергично, глазки ее стали такие задумчивые-задумчивые, жалко стало орешки.
- Сашенька, давай договоримся: сейчас мы свернем пакетик и положим в кармашек твоей шубки. Орешкам там будет тепло и удобно, и рассыпаться им будет некуда. А когда приедем домой, ты помоешь ручки и доешь свои орешки. Договорились?
Маленькая головка снова замотылялась энергично. Говорить с незнакомой теткой было страшновато, зато логика в ее словах ребенка вполне устроила и Сашенька добровольно протянула мне злополучный пакетик. Конфликт был исчерпан. Папа надел на маленькие ладошки рукавички и мы спокойно поехали домой доедать орешки.
Переезд из Киева в заграничный гарнизон стал полезен не только для здоровья Марьи, а и для ее становления. Да и для нас самих, пожалуй, тоже. Впервые в жизни мы стали по-настоящему самостоятельными.
Итак, самое главное, что дала нам армия - это именно самостоятельность. Бабушки-дедушки остались в Союзе. Папа с утра на плацу или на репетиции, мама дома с ребенком. И надо же было однажды случиться, что дома не оказалось молока! Вообще-то мы родители ответственные и всегда следили, чтобы ребенок не остался без положенных ему продуктов, а тут то ли не уследили, то ли молоко скисло - уж и не припомню причину, но факт остается фактом - кормить Маруську было нечем. А магазин - вот он, что называется, в двух шагах. А дитё засопливело, и так не хотелось вести его на улицу. В общем, я приняла одно из самых ключевых в воспитании дочери моментов: я оставила ее одну дома. Маленькую двухлетнюю девочку, привыкшую к постоянной опеке. Ведь раньше, если мне надо было улизнуть из дома хотя бы на полчаса, я непременно вызывала свекровь. Теперь же вызывать было некого...
Стоит ли говорить, что в магазин я не шла - летела? Но как бы я ни спешила, а меньше десяти минут не получилось. Когда я вернулась домой, посреди комнаты стояло зареванное чудо-юдо в мокрых штанишках, измазанное сопельками. Успокаивать ребенка пришлось долго, но и в следующий раз я оставила ее одну без зазрения совести.
Вот так, буквально по десять минут, привыкала Марья к самостоятельности. К трем годам она пошла в чешский садик, где в одной группе воспитывались и русские детки, и чешские. Воспитателями были только чешки. Кстати, о воспитателях. Мне очень понравилось, как они общались с детьми. Никогда воспитательница не говорила с малышней с высоты своего роста! Она непременно присаживалась на корточки, чтобы быть на одном уровне с ребенком, "глаза в глаза". Дабы ребенок ощущал себя с ней на равных.
С садиковскими детьми Марья общалась вполне коммуникабельно, но сам садик не слишком любила, каждое утро просилась остаться дома. И, когда в садике вдруг вспыхнула эпидемия ветрянки и мою малышку участь сия не миновала, после выздоровления она категорически отказалась возвращаться в группу. К тому времени ей почти исполнилось четыре года. На все мои возражения: "А как же ты останешься одна, когда мне нужно будет уходить на работу?" ребенок совершенно по-взрослому отвечал: "Я буду дома, можешь за меня не волноваться".
Справедливости ради нужно признаться, что рабочий график у меня был очень хитрый: я работала лишь один день из шести, все остальное время сидела дома. И, тем не менее, пусть раз в неделю, но ведь страшно оставлять маленького дитенка дома совершенно одного! Но, так как кое-какой опыт к тому времени уже имелся, мы с мужем рискнули оставить ребенка дома на весь день. Ох, и волновались же мы тогда! Правда, папа к трем часам должен был уже вернуться домой, но ведь и до трех часов могло столько всего произойти! По возможности я несколько раз выскакивала с работы, пусть на несколько минут, но могла убедиться в том, что с ребенком все в порядке.
Очень хорошо запомнила умилительный эпизод. Открываю дверь своим ключом - в квартире тишина. Захожу в комнату, и обнаруживаю такую картину: весь диван плотно уставлен машинками (кукол Марья не жаловала, а от машинок просто сходила с ума), машинки лежали и на подушке, часть из них была заботливо укрыта покрывалом. А бедный мой ребенок лежал на полу, свернувшись калачиком, рядом с диваном, почти что закатившись под него, и спал сном младенца! Сначала уложила спать любимые игрушки, а потом и сама легла, где место нашлось!
Вот так, потихоньку-помаленьку, и стали мы оставлять Маруську дома на целый день. Пусть раз в шесть дней, но ребенок оставался предоставленным самому себе. Папе не всегда удавалось вернуться домой к трем часам, и тогда он прибегал, кормил малышку, и снова бежал на службу. Скоро мы убедились в том, что ребенок нормально переносит свалившуюся вдруг на его голову самостоятельность, и я даже стала позволять себе отлучаться из дому по иным причинам. Могла, например, уехать на целый день в Прагу за покупками, и Марья даже выпроваживала меня из дома: иди, мол, не волнуйся, без тебя управлюсь, главное, не забудь привезти новую машинку...
Машинки я, конечно, привозила. Но вот чего никогда с Марьюшкой не случалось, так это истерик типа "Хочу!". Ей, конечно, хотелось многого, как и всем нормальным детям, но она всегда удовлетворялась объяснениями, почему мы не можем исполнить ее желание. Она только вздыхала по-взрослому, разрывая этим вздохом наши сердца похлеще, чем иные дети истериками. Однако одним вздохом все и заканчивалось - вопрос о желаемом больше не поднимался. Причем, в этом моих педагогических заслуг нету - врать не буду. Видимо, это ее врожденное качество. А может, все-таки и без моих стараний тут не обошлось?